Интервью с Л.А.Сена, записанное его сыном С.Л.Сена 15 апреля 1977 года

(35 лет со дня пуска блокадного трамвая в Ленинграде)

[публикуется впервые]

            Есть в жизни моменты, когда даже самых родных для тебя людей называешь на «Вы». Мой папа в дни блокады работал в Лентрамвае. При его непосредственном участии был пущен первый трамвай. О том, как трудна и тяжела была эта работа, какое она имела значение для города и его жителей, я хочу сегодня, в качестве корреспондента, попросить рассказать Льва Ароновича Сена – профессора Ленинградского Горного института.

            Я вооружился ручкой, бумагой и задал первый вопрос: «Как получилось, что Вы стали участником восстановления Ленинградского трамвая?»

- Трамвай остановился в середине ноября [после этого было несколько попыток восстановить движение, но окончательно оно прекратилось 3 января 1942 года], добавив ко всем лишениям (голод, холод, отсутствие дров и воды) еще одно: трамвай был последним видом транспорта. В конце февраля-начале марта 1942 года ко мне пришел друг детства Виталий Маркович Немзер (ныне, к сожалению, покойный) и спросил, не хочу ли я принять участие в восстановлении трамвайных подстанций, на которых стояли ртутные выпрямители. Ими-то я и занимался в течение нескольких лет перед войной. Когда речь зашла о должности, он замялся, а затем сказал, что могут дать монтера седьмого разряда. Но меня это, как раз, обрадовало, потому что давало рабочую карточку. На таких же условиях пошел работать бывший инженер «Электросилы», преподаватель в Политехническом институте, тоже ныне покойный, Валентин Иванович Дроздов. Он, как и я занимался ртутными выпрямителями.


- Лев Аронович, расскажите, пожалуйста, как началась работа по восстановлению?

- Начало работы к ртутным выпрямителям отношения не имело. Дело в том, что выпрямители охлаждаются водой, а трубы во многих местах треснули. Встала задача как их восстановить. Электросварки у нас не было, да мы и не умели. Разобрать их, нарезать новую резьбу – у нас, дистрофиков, не хватило бы сил. Мы придумали необычный способ, «лечить раненные места». На свои деньги мы покупали в аптеке резиновые бинты, которыми обычно бинтуют связки спортсмены, мазали трубу суриком, которого, к счастью, было достаточно, наматывали это на место бинт, снова мазали суриком, а сверху туго заматывали, так называемой, прочной киперной лентой. Сверху – снова суриком. Этот способ лечения себя полностью оправдал. Только на одной из подстанций на Петроградской стороне встретились дополнительные трудности: трубы были уложены вплотную к стене. И для того, чтобы их обмотать, нужно было выдалбливать нишу в кирпичной стенке. Эта работа была особенно тяжелой, потому что потолок в повале, где проходили трубы, был примерно на уровне плеч.

- Итак, подстанции были восстановлены, но этого еще не хватало, для того чтобы пустить пассажирский трамвай. Что еще было проделано, прежде чем Ленинградцы услышали звонок трамвая?

- Когда несколько подстанций было восстановлено, началась подготовка к пуску трамвая. Вначале была пущена только одна из подстанций, питавшая грузовой трамвай, вывозивший из дворов нечистоты. В несколько дней Ленинград был очищен, что спасло его от эпидемии. Наконец, наступил долгожданный день пуска пассажирского трамвая. Это состоялось 15 апреля 1942 года. Рано утром, я вышел из дому, сел в первый же подошедший трамвай и, несмотря на то, что у меня была служебная карточка, купил трамвайный билет, который у меня до сих пор хранится.

Лев Аронович протягивает мне картонку грязно-голубого цвета, на которую наклеен пожелтевший билет. С волнением я смотрю на него: «Билет для проезда по всему маршр. В одном напр. 864903. Цена билета 15 коп. лентрамвай». Ниже сделана приписка: «Билет, купленный в первый день восстановления трамвайного движения в Ленинграде 15 апреля 1942 года».

- После пуска подстанций я перешел на должность инженера группы защиты, а Валентин Иванович Дроздов – на должность начальника центральной подстанции около цирка. В мои обязанности входило наблюдение за всеми защитными выключателями на подстанциях и их периодическая регулировка. Для этого, на грузовую машину ставился водяной реостат – большой железный бак, чуть меньше человеческого роста, к которому была на блоке сверху прикреплена «гильотина». На подстанции бак ставили на землю, заливали водой, насыпали соль и, таким образом, получался водяной реостат, сопротивление которого менялось погружением «гильотины». Через окно подстанции от выключателя протягивался кабель с надежной изоляцией, т.к. он находился под напряжением 600 Вольт. Через выключатель и реостат пропускался ток, который постепенно увеличивался, пока выключатель не срабатывал. Каждый выключатель регулировался таким образом, чтобы он срабатывал при определенном токе – очень большом (около 1200 Ампер). Вся эта операция была очень трудоемкой, небезопасной и требовала затраты энергии, которая в то время была очень ценна. Мы придумали довольно несложное устройство, которое резко облегчило задачу. Мы взяли кусок сорокожильного телефонного кабеля. Концы жил припаяли к цоколям от радиоламп, а с другой стороны – к панелькам радиоламп, таким образом, что при замыкании цоколей и панелек конец первой жилы соединялся с началом второй, конец второй – с началом третьей. Обмотав кабель 2 раза вокруг ярма выключателя, мы получали вместо одного витка – 80 и, следовательно, для регулировки требовался ток в 80 раз меньший. Кроме того, мы пользовались безопасным напряжением «собственных нужд» - 110 Вольт. Расход энергии на каждую регулировку, таким образом, уменьшился в 500 раз. Достаточно сказать, что экономия энергии от регулировки всех подстанций составляла примерно суточный расход энергии блокадного трамвая. Кроме того, все оборудование для регулировки вместо автомашины мы с монтером Марусей Цыбенковой и моей ученицей, а впоследствии сотрудницей по работе на кафедре физики Горного института Анной Яковлевной Барской возили в небольшом чемоданчике.

- Лев Аронович, Вы говорили, что работы были сопряжены с трудностями, которые вы преодолевали всеми возможными способами. Какой день Вам особенно запомнился, когда преодоление этих трудностей доставили много пользы, а Вам – большое удовлетворение?

- Да, работа не представляла собой развлечение. Как только в каком-нибудь районе, где близко от подстанции рвались снаряды, мы немедленно, всеми возможными способами, добирались туда. Это нам делать помогали пропуска, разрешавшие ходить во время «воздушной тревоги» и обстреле. Особенно запомнился мне день 17 января 1943 года, когда разорвалась бомба на Петроградской стороне недалеко от Пионерской улицы, где находилась Пионерская подстанция. Когда мы приехали на подстанцию, оказалось, что в ней нет ни одного целого окна. Лишь в одной комнате окна успели забить фанерой, и там, на печке – буржуйке все время стоял чайник. Регулировать выключатели приходилось на лютом морозе (каждый, наверное, знает, что значит браться голыми руками за металл на морозе). Каждые 10-15 минут мы бегали к печурке, отогревали руки, выпивали кружку кипятку, и всё же часа через 3 все выключатели были отремонтированы.

- Прошло много лет. Встречаетесь ли Вы с кем-нибудь из ветеранов восстановления?

- Дружба между блокадными трамвайщиками сохранилась на многие годы. Два года тому назад [в 1975 г.] мы собрались на одной из подстанций в день снятия блокады. На этой встрече, на которой были ставшие на долгие годы друзьями – начальник блокадного Лентрамвая М.Х. Сорока, начальник энергослужбы И.Е.Пох, я на бумажной салфетке написал стихотворение, которое прочитал в качестве тоста:

«Друзья, навек мы помним с Вами,

Как треть столетия назад

Укрыт глубокими снегами

Был наш блокадный Ленинград.


И мы нередко вспоминаем,

Как словно призраки впотьмах,

Казались мертвыми трамваи

На замороженных путях.


Брели как тени Ленинградцы.

И, падая на снег без сил,

Порою не могли подняться.

Трамвай, как хлеб им нужен был.


Мы не были тогда в шинелях,

Но как победу ратных дел,

Мы помним день, когда в апреле

Трамвай на Невском зазвенел.


Ушли навеки дни блокады,

Настали мирные года.

Но мы горды, что Ленинграда,

Бойцами были мы тогда!»

Л.А.Сена



© S.Waksman, 2002